Конрад Лоренц, «Так называемое зло»

Недавно прочитал пост, который решил полностью скопипастить для себя на память. Мои респекты автору, так как раньше я по-моему так не делал. Лоренц Конрад — австрийский ученый, лауреат Нобелевской премии. Обзор его книги, которую я обязательно прочитаю, под катом.

Довольно старая научно-популярная книжка, посвященная природе и значению агрессии в мире животных и в мире людей. Написана она известным этологом, а потому начинается всё с рыб, переходит к крысам, гусям… в общем, до людей мы добираемся где-то ближе к концу. Это, впрочем, неплохо, потому что у людей описываемые проявления и взаимосвязи инстинктов и эволюционно обусловленного поведения очень смазаны и замаскированы огромным количеством культурных запретов, ритуалов и способов эту самую агрессию сублимировать.

Попробую вкратце пересказать, о чем книжка, потому что мысли и факты в ней изложены довольно простые для восприятия, но при этом очень фундаментальные, и вполне практичные — вплоть до лучшего понимания многих распространенных бытовых ситуаций.

• Агрессия направлена прежде всего на представителей своего вида. Так происходит не только у людей (например, почти невозможно «сердиться» на рептилий, рыб, насекомых, а тем более на болезни или на явления природы), но и у представителей других биологических видов
• Агрессия в животном мире имеет совершенно понятную «цель»: она помогает виду лучше и быстрее расселяться, так, чтобы каждой особи (или «семье») доставалась территория правильного размера. Интересно, например, что победитель в схватке многих животных определяется не столько физическими данными, сколько тем, на чьей территории схватка происходит. И не по каким-то объективным причинам вроде того, что знание местности даёт какие-то преимущества, а просто так вот поведение устроено.
• Животные, у которых агрессивные инстинкты выражены ярче, и сами имеют яркую раскраску. Это помогает им узнавать себе подобных издалека. Существуют виды, у которых яркая/незаметная раскраска меняется в зависимости от пола, возраста, времени года и т.п., и каждый раз эти различия хорошо заметны и на уровне поведения
• Драки у «агрессивных» видов устроены так, что их представителям легко причинить друг другу боль, но практически невозможно нанести серьезные повреждения. Даже у тех животных, которые физически могли бы убивать друг друга, схватки устроены очень ритуализированно, так, чтобы на практике это было невозможно. Волк, подставляющий другому волку незащищенное горло (если я правильно воспроизвожу этот пример), тем самым «сдаётся» и заставляет того мгновенно остыть и прекратить драку; это похоже на «лежачего не бьют», но запрет гораздо надежнее прошит в инстинктах.
• Люди сейчас живут гораздо более скученно по сравнению с другими животными того же размера, и при этом обладают всеми средствами для убийства друг друга, которых у их «диких предков» не было (без обуви на ногах забить кого-либо до смерти, например, практически невозможно).

Это пока что всё были вполне предсказуемые наблюдения, но вот дальше идут реально неожиданные (для меня, по крайней мере) вещи. Не столько сами по себе (хотя и это тоже), сколько теми выводами, которые из них можно извлечь.

• Любой запрограммированный паттерн поведения у животных нуждается в регулярной реализации. Если животное давно не получало внешних стимулов, запускающих данную модель поведения, порог интенсивности воздействия, которое для этого необходимо, всё снижается и снижается, и так до тех пор, пока не упадёт до нуля. Это относится не только к голоду, сексу или, скажем, охоте и выслеживанию добычи, даже если «еды и так хватает», но и к агрессии. Бойцовские рыбки определенной породы атакуют своих собратьев. Оставшись в аквариуме в единственном экземпляре, они через несколько дней начинают атаковать рыбок, похожих на них размерами и окраской. Если удалить из аквариума и тех, через несколько дней переключаются на сереньких стайных рыбок; в пустом аквариуме некоторые особи могут довести себя до того, что начинают пыжиться, показывая свою «крутизну», а затем и атаковать пустое пространство.
• У некоторых животных агрессия становится гипертрофированной; например, крысы медленно пытают чужаков, случайно оказавшихся не в своей стае, доводя их до смерти (кажется, они единственные, кроме людей, кто этим занимается), и, соответственно, испытывают совершенно чудовищный ужас перед подобными ситуациями
• И в процессе эволюции, и в продолжение жизни единственной особи, разные паттерны поведения закрепляются и «ритуализируются». Например, определенная последовательность движений гусыни, которая сначала бросается на соперничающую пару, а затем возвращается к «супругу» под крыло за защитой, изначально была парой независимых действий, которые всего лишь часто встречались вместе. У многих видов они затем стали единым агрессивно-вызывающим «жестом», вроде ритуального оскорбления, а затем — самое странное — потеряли необходимость в соперниках, и стали выражением любви к «мужу» (примерно соответствующим нашему «ты такой сильный большой парень, ты сможешь защитить меня от всех», но выполняемым абсолютно инстинктивно). Это довольно простая ритуализация, её можно проследить во всех деталях и убедительно доказать, что так оно и было. Но многие ритуалы и паттерны социального поведения, начинавшиеся с агрессии, проделали куда более долгий путь
• У разных животных можно найти аналоги разных человеческих эмоций и обычаев: для каких-то видов понятие «семьи» имеет смысл, для каких-то нет, то же самое с «любовью», «дружбой» и т.п. (даже с гомосексуальной любовью, там и об этом есть, вот так вот) И насколько взаимоотношения между животными похожи на человеческие, зависит, по Лоренцу, не столько от таксономического родства, сколько от того, какую роль агрессия играет в их общественной жизни

Дальше у Лоренца следует самое сильное (и самое рискованное, соответственно) утверждение. Упрощенно его можно изложить так: агрессия и её различные ритуализации и методы отвода являются непосредственными предками вообще всего человеческого в нас, включая высшие проявления психической деятельности — любовь (и родительскую, и супружескую), дружбу, а также нечто, для чего нашлось какое-то (забыл, какое) правильное немецкое слово с корнем Geist, а на русский пришлось переводить как «воодушевление»: состояние, когда кровь начинает бурлить, по коже проходят мурашки, грудь распрямляется, и появляется сила воли для совершения сверхусилий — как психических, так и физических. Эти же корни заметны в общественном и политическом устройстве на любом масштабе, и вообще почти во всей совместной деятельности людей. Причем взаимосвязь всего этого с агрессией не только историческая, но и сущностная, до сих пор реализующаяся через преимущественное принятие нами тех или иных решений.

Я осторожно отношусь к такой универсальности этого объяснения, какую он (неявно) предлагает — мне кажется, он преувеличивает, а действительность, как всегда, многограннее и сложнее — но значительная доля правды в этом, конечно, есть. Каждый, кто видел, как «братаются» бандиты, как общаются и как «охраняют» свой район гопники, как остро ненавидят друг друга бывшие супруги, как ведут себя свекровь и невестка, если их оставить наедине на полчаса за чашечкой чая, и тд и тп, согласится, что в этих ритуалах и моделях поведения очень мало рационального — причем вне зависимости от уровня интеллекта участников — и очень много чего-то более древнего, глубинного, но, как показывает эта книжка, вполне поддающегося пониманию.

По поводу «воодушевления» пришло в голову следующее: а ведь и правда, совершать сверхусилия имеет смысл только в борьбе с кем-то очень близким к тебе по своим возможностям. Чтобы прибить таракана, напрягаться не нужно; а побороть медведя (или, скажем, цунами) не поможет никакой выброс адреналина. Ну и вообще, моя личная интроспекция выводы Лоренца полностью подтверждает. Тут кто-то в комментариях недавно назвал это «самцовостью». Ну хорошо, пусть будет самцовость, мне не жалко. По-моему, сублимировать агрессию, заставляя себя непрерывно находиться во взвинченном состоянии, повышающем работоспособность, не самая плохая идея. Разве что для здоровья может быть не полезно, но это, насколько я знаю, бабушка надвое сказала.

Что еще осталось сказать. Лоренц умный, а потому эволюционные «объяснения» наблюдаемого поведения сведены к минимуму и не являются для него главными. Дела у животных обстоят так-то и так-то, и у людей, вполне возможно, похоже. А почему именно так, хотя и не загадка, но дело, в конце-то концов, десятое.

Лоренц также очень, говоря современным языком, политкорректен, а потому утверждает, что ни с кем не спорит, даже с Фрейдом (я читал Фрейда давным-давно, и перечитывать не очень хочу, но всё же мне кажется, что тот со своим «танатосом» объясняет разрушительные тенденции в поведении человека куда менее информативно, пишет более туманно, многие утверждения берет с потолка, никак их не объясняя, и при всем при том часто попадает пальцем в небо). Вообще это характерно для книг Лоренца: всё, что он считает плохим, злым и т.п. — всегда некие безличные абстракции, тогда как о конкретных людях из плоти и крови он всегда пишет только с огромным уважением, и только чтобы подчеркнуть лишний раз, сколь многому он, недостойный, обязан… и т.п.